Воспоминания тружеников тыла

ВОСПОМИНАНИЯ  О  ВЕЛИКОЙ  ОТЕЧЕСТВЕННОЙ  ВОЙНЕ КЛИМОВОЙ  НАДЕЖДЫ  САВЕЛЬЕВНЫ труженицы тыла, 1925 года рождения, жительницы п.Селижарово, ул. Зеленая, д.44, кв.2

Я родилась в городе Брянске, когда мне было 3 года, наша семья переехала в Селижарово, потому что отец мой работал на восстановлении железнодорожных мостов. Мы переехали в Селижаровский район в деревню Барагино, т.к. моя мама была родом отсюда, из деревни Гущино. Отец мой строил мост через Селижаровку. В семье было 7 детей, мать была домохозяйкой, а отец уже позднее работал кочегаром на паровозе.

 Когда началась война, с работников железной дороги сняли бронь и отца отправили на фронт.  До войны я успела закончить 7 классов Селижаровской средней школы № 1, мне было 16 лет. Началась война, немцы очень быстро продвигались, на нашу территорию они пришли в ноябре 1941 года.  Когда наша воинская часть отступала, то наши военные оставили нам лошадь, которая впоследствии нас очень выручала.  А когда в Поддубное пришли немцы , то сначала в нашу деревню пришла немецкая разведка, а мы еще не успели уехать. Мы свою корову зарезали и заморозили мясо в бочку, но немцы эту бочку расстреляли и мясо увезли. А кур они тоже пытались забрать, но им было их не поймать. Немцы все кричали: «Матки, яйки, спички!». Потом мы поехали на своей лошадке сначала в деревню Березуг, а затем в Голенково. Там всю молодежь направляли разгребать дороги.  В Голенкове немцев не было, мы побоялись, что немцы придут туда из Поддубного, и еще какое-то время пожили в землянке. Когда немцев выгнали, то мы вернулись на лошади в свою деревню. Лошадь нас в то время выручала, но потом, когда было очень голодно, все-таки нам пришлось зарезать нашу лошадку (семья-то была большая).  После оккупации много было замерзших убитых немецких лошадей, мы их пилой пилили, варили и ели мясо. Я тогда работала – носила донесения из штаба в штаб: в Коптево, в Захарово, в Селище в воинскую часть. Я видела однажды, как за елкой лежал мертвый солдатик, оттаявший после мороза. Потом я пошла работать на железную дорогу. А немцы бомбили нашу железнодорожную станцию еще очень долго. Нам давали паек, за которым нужно было ехать в Шуваево, один раз мы попали под бомбежку, и больше я за пайком не поехала. Я работала в обходе путей, дежурной по переезду, сигналистом на железнодорожном мосту, путейцем.  Это была довольно опасная работа, потому что в любое время можно было попасть под бомбежку. Одну женщину, которая работала у нас мастером пути, убило осколком бомбы. Одного мужчину обходчика тоже убило. Немцы налетали бомбить по 27,35 самолетов сразу. Один раз в путь попала бомба, мы бежали очень долго, думали, что не будем живы. Мы бежим, а кругом – воронка, видели одного военного солдатика, который просил помощи ( мы не видели, то ли были у него ноги, то ли не было), а сзади нас к нему бежал санитар. Осколки летали, как веник. Когда мы работали на станции, то во время налетов мы все пытались лечь на землю в какое-либо углубление. Одна девушка упала прямо в то место, куда через несколько секунд упала бомба, у девушки все внутри разорвало. Ее повезли в госпиталь в Захарово вместе с одним раненым солдатом, она еще была в сознании, но ее не довезли, по дороге она умерла , а солдата довезли. Почти до 1944 года бомбили нашу железную дорогу, и был даже разговор, что среди своих был предатель, который сообщал немцам о том, что на станцию прибывает наш эшелон, и они начинали бомбить. Потом этого человека поймали. Однажды немцы разбомбили даже санитарный эшелон. Мы работали тогда по другую сторону от железнодорожного моста, разъединяли вагоны, вытаскивали их на перегон. Мы видели, как люди выходили из вагона, окровавленные после бомбежки, им пытались оказать помощь. А убитых в то время хоронили, где придется, но потом уже после войны их останки собирали и перезахоранивали на кладбище, иногда и на Воскресенском кладбище хоронили.                                                                                                              В нашей местности, особенно рядом с железной дорогой, местность болотистая, и бомбы очень часто просто падали в болото, проваливались и даже не разрывались. Возможно, что некоторые до сих пор там лежат. Эти бомбы и мины, как отголоски войны. В моей семье с этим связан трагический случай. Моя внучка, которой было всего 7 лет, жила в Карелии, однажды, во время игры с ребятами, нашла неразорвавшуюся мину, но не поняла, что это такое и пнула ее ногой. Мина взорвалась, и внучка погибла. Даже в наши дни люди погибают от этих бомб, от которых во время войны мы спасались, и меня бог миловал.

  А отец мой, Фомич Савелий Васильевич, 1900 года рождения, пропал без вести. Я помню только, как от него приходили письма, написанные карандашом на бумаге из-под махорки. Мы знали только, что он сначала лежал в госпитале, а потом поехал в часть, но добрался он туда или нет - это неизвестно. Имя моего отца занесено в «Книгу Памяти по Селижаровскому району». Я во время войны так и работала на железной дороге. Было тяжело, особенно обходить железнодорожные пути с сумкой тяжелой за плечами, молотком, фонарем. Это к тому же было опасно для молодой девушки, один раз на меня напал солдат, я очень долго с ним боролась, еле вырвалась. Потом нам приходилось от одной станции до другой ездить на товарном поезде, а он не останавливался, приходилось спрыгивать, где нужно.  Я 40 лет проработала на железной дороге. 4 года работала в Подмосковье, потом опять вернулась в Селижарово, а уже на пенсии 15 лет отработала в железнодорожной амбулатории санитаркой, являюсь ветераном труда и тружеником тыла.

(Записано со слов Климовой Надежды Савельевны  26 апреля 2010 года)