Воспоминания тружеников тыла

Воспоминания Бузиной Тамары Васильевны труженицы тыла, жительницы п. Селижарово, ул.К.Маркса, д. 40

Я родилась в Селижарове  31 января 1927 года. Мои отец с матерью работали на лесозаводе. Там были детский сад, клуб, магазин. В клубе молодежь занималась в разных кружках. На лесозаводе был свой духовой оркестр, туда молодежь бежала заниматься.   Во время демонстрации все ждали, пока не придет лесозавод со своим духовым оркестром. Лесозавод был хорошо оборудован всем, там были мастерские, комнаты отдаха.   Весь поселок Селижарово до войны был небольшим ( от моста через Селижаровку до погоста). Там, где сейчас находится амбулатория- там была торговая площадь. По улице Энгельса (нынешней), которая раньше называлась Конюший двор торговали сеном, дровами.  В то время строилась железнодорожная линия.

 Я начала ходить в школу с 8 лет, я училась в монастыре, там жили монахи. Там, где сейчас братское захоронение- там была церковь Теплая. (Рассказывали, что в период литовского нашествия, рыцари оставляли в этой церкви лошадей). Потом из колокольни сделали школу- там было три класса наверху и учительская. Я пошла в школу в 1936 году. Два класса я училась в монастыре, а 2 класса – в здании колокольни. Мой отец умер в 1938 году, мать осталась с четырьмя детьми. Я только начала ходить в пятый класс, когда началась война, и к нам в Селижарово пришел эшелон для эвакуированных, но места нам там не оказалось. А брат мой работал – возил дрова  в больницу из Песочни – по 300 куб. дров.  Мы взяли эти сани , кое-что из вещей и еды туда положили. Военкомат перевел нас в д.Рытое, а потом в деревню Острые, там мы остановились у двоюродной бабушки.  С нами еще ехала Креусова Лидия, у нее было 3-е детей. Мы остались в деревне, потом туда приехали немцы. Когда в соседний дом попал снаряд, немцы все кричали: «Шталинг, шталинг!»  Немцы ушли, а мы остались не у немцев, не у русских. Креусова повезла раненых в Дрыгомо, среди них был один раненый в голову.   Потом мы хотели вернуться домой и пришли в Поддубное, а там все население немцы уже выгнали за речку. А потом мы пришли в Селижарово в наш дом на улицу Карла Маркса ( наш дом стоял на раньше на этом самом месте, где сейчас я живу). Наш дом был занят немцами, и соседний дом Шнуровой тоже был занят. Около дома стояли большие фуры – здесь были финны- чернорубашечники, они были очень жестокими. Я пошла по миру, а один немец меня не пускал, он предупреждал, что там опасно.  Брат мой пошел нашим показывать дорогу, которые ехали на бронетранспортерах. В деревне Черное начали строчить немцы, брат упал в одном доме между рамами, он не знал, куда идти дальше. Стреляли из Козловец- он пообжал на железную дорогу. Одна девушка шла в деревню Змеевка, брат пошел с ней, так он пришел на завод. Сначала мы жили около своего дома в бане, но нас оттуда выгнали немцы. Мы встретили «тельмановца»- антифашиста, который сказал, чтобы мы не ходили в наш дом. Этот немец меня не пустил идти по миру, и я пошла на лесозавод. На лесозаводе мы встретили своего брата Женю, там мы пристроились около печки Потом нас отправили за Волгу, останавливались в разных домах, а там все эвакуированные – в дом не влезть. Самой младшей моей сестре было 7 лет.

  Немцы справляли Рождество 25 декабря, они выгнали нас , и мы шли по большаку, в Захарово нас не пустили, и мы пошли в сторону Красков. Увидели немца, который стоял посреди дороги в детских валенках. Мы даже просили его застрелить нас, он отказался, сказал, что сегодня Рождество Христово и привел нас в дом, покормили нас макаронами, с елки сняли конфеты. Они не разрешили нам идти дальше, т.к. там стояли офицеры.

Мы пришли в деревню, а там был один наш русский, он сидел в доме со своей семьей, а из наших русских никого не пускал. Немцы ему привозили все награбленное, а он гнал немцам самогонку из мороженой картошки. Мама пошла по миру, а этот русский заставил маму выгружать мороженую картошку. Он увидел, что у нашей младшей сестры была баклашка с солью, он отобрал эту соль. Потом нас погнали дальше, в деревню Филипповка, там мы остановились в школе. Потом мы пошли в Березуг, там было 53 дома, мама оставила нас в комнате в одном доме. Мать ушла, ее не было 2 дня. Брата немцы взяли возить снаряды. Мать принесла картошки, мяса, она рассказала, что задержалась из-за того, что в деревне немцы повесили одного мальчика , и он висел 2 дня. А моя мать с его матерью его потихоньку сняли и похоронили. Немцы нас все гнали , народ шел кто как мог, но впереди был автоматчик и сзади автоматчик. Дороги мы тоже сами разгребали. Немцы сказали, что нас догонят до Нелидова, а потом погонят в Германию. Немцы начали стрелять, и мы отстали от того попутчика, с которым ехали в санях. Мы стали греться около головешек от пожара, т.к. когда немцы отступали, то все поджигали. Я наблюдала случай, когда немец хотел поджечь дома, но одна женщина увидела и ударила его коромыслом, а потом уже и другие женщины подоспели  и этого немца всего избили. Так женщины отбили деревню, спасли от пожара.    Мы захотели пойти обратно и встретили своих партизан. Нас приютила одна женщина. Я побежала в Хитицы. Нас встретил партизан Панафидин. Я хотела ехать с председателем в Селижарово. Там был еще мальчик, который помогал им машину завести, это был мой брат. Штаб наших был в Черной Грязи, а мосты все были снесены. Брат меня перевел по льду. Я пришла сюда, дом наш был сожжен, только горло печки осталось, а солдаты стоят греются. Потом мы пошли на улицу Луговую, там была женщина, которая сказала, что осталась контора леспромхоза, ее не сожгли, и осталась маленькая сторожка. Брат меня отправил в Поддубное, я шла и видела, как кругом лежат убитые солдаты. Поддубное не сожжено. Я пришла к тете, они вернулись. Партизаны доложили командиру, что наши гонят немцев. После оккупации мы пошли собирать трофеи. Но было не до этого.

На улице Карла Маркса- налево около моста я видела, как лежала убитая девушка- только туфли остались, и от летчика остались только обшлаги от одежды. Это была казнь немцев. Девушка эта была Антонина Шнурова из Захарова. Ее другом был Константин Богданов, когда он приехал к нам, то сказал, что рукавицы ему подарила Тоня. Мать ему помогла перейти линию фронта. Он потом узнал из письма матери о казни своей девушки. Он погиб под Смоленском в танке, когда прорвал оборону фашистов. Немцы предлагали ему сдаться, но он сказал, что русские не сдаются. Тогда немцы обложили танк сеном и подожгли, он заживо сгорел в танке. Об этом случае рассказывали по радио.

 После оккупации мы еще долго жили в бане. Сначала меня направили в ФЗО, но я оттуда сбежала, потом я училась в МТС на прицепщика, пахала в поле на тракторе. Мать моя была больна, у нее отнялись ноги, т.к. она пережила даже революцию. Брат мой тоже бежал из ФЗО, его в Торжке сняли с поезда и дали 3 года за то, что он проехал на  товарняке. Он был очень больным, но его вылечили, он выздоровел, потом его взяли в Армию. Он был связистом под городом Ровно, потом его миной накрыло, санитарная собака на лыже привезла его в санчасть. А мой двоюродный брат шел из ФЗО почти 3 года, он был баянист, поиграет, потом договориться, чтобы его взяли дальше, так и дошел. Я училась на шофера в МТС, учились в Завидово, вспахали 3 га, в качестве поощрения нам привезли рыбу в столовую. Меня назначили старостой группы.   Я потом работала в МТС, а МТС находилась в Воскресенской церкви, света не было, только фитилек, я сама ремонтировала машину. Страшно было в церкви, все как загудит. У меня была машина полуторка ГАЗ-2а, раньше сами делали перетяжку машине, а это было очень тяжело. Механик тогда жил при церкви. Я за свою работу почти ничего не получала- копейки. А потом пришел приказ- отправить молодежь учиться. Я 2 года училась в вечерней школе. В то время брали займы у государства, с нас высчитывали – было 2 займа- государственный и 3% продовольственный – его надо было покупать.

 Я работала в госбанке, а потом меня райком направил на льнозавод трактористом. Хлеба не хватало, нам давали по 800 гр. и по 400 гр. – на иждивенцев. Одежды у нас тоже не было, только юбка и гимнастерка. Я уже стала деньги получать, дали оклад, я стала ездить во Ржев. Подо Ржевом были очень страшные бои. Рассказывали, бывало, как немцы во рве поставят избушку, сидят в ней, играют в гармошку, а рядом поставят амбразуру и стреляют по русским. Русские их не могли видеть, а они видели всех. Так наши и погибали, весь цвет нашего советского народа после 1925 года рождения был положен подо Ржевом. Мы работали на восстановлении народного хозяйства за 0,5 кг ржаной муки, мы разрывали снег, а за нами клали рельсы. В то же время обстрелы еще продолжались, я помню, что во время нашей работы было 53 налета с самолетов.  Потом в 1947 году меня отправили на восстановление шахт в п.Селище. В Селижарове все было по карточкам, а там сразу продукты привезли – конфеты и сахар в двойном размере.   Когда стали строить шахту, то поселок Селище стал преображаться. Раньше всюду были люди- везде лесоповал. Я работала в пожарке, начальником пожарной части был тогда Хлестков. Меня отправили на восстановление шахт. В 1947 году пришел приказ- принять машины на ремонт в Ленинград. Мы сдали машины, нам должны были дать новые машины, а нас отправили в командировку. Потом в Селище пригнали первый автобус- тысячник, энергонасос,  тогда автобусов не было. Когда мы были в Ленинграде, то удивились , что там были разные товары и без талонов, я привезла оттуда мыло и отрезы на платье. Потом я работала грузчиком, из Песочни пригоняли сюда дрова по реке. Большую часть жизни я проработала в пожарной части в Селище, оттуда я и пошла на пенсию. Я только недавно переехала в Селижарово, несколько лет назад, купила дом на том же самом месте, где был наш родительский дом. У меня 2 сына, один уже умер, я долгое время ухаживала за больным мужем.

Сейчас я живу с сыном, имею звание труженика тыла и ветерана труда.

( Записано со слов Бузиной Тамары Васильевны    18 марта 2011 года)